CAECORUM IN PATRIA LUSCUS
REX
IMPERAT OMNES
(В стране слепых и кривой –
король)
Один
слепец другого убеждал,
Что есть-де “свет” – мудрец ему
сказал,
Что, якобы, кто видит этот свет,
На все вопросы тот найдет ответ.
Другой же возражал: “ Ну где твой
свет?
Нельзя пощупать, – значит ложь
иль бред!”
Но первый уверял, что он не врет,
–
От солнца и костра тот свет идет.
“От солнца и костра – другой
кричал, –
Тепло идет, его я ощущал!
Кто знает, что мудрец твой видел
свет?
Ведь доказательств у него об этом нет!”
Услышав их, “мудрец” вскричал в
сердцах:
(Он от рожденья был с бельмами на
глазах)
“ О чем вы спорите, как можно
рассуждать
О том, что можно лишь глазами
увидать?!”
Лишь поводырь кривой с улыбкою
молчал, –
Средь них один, кто истину познал.
Хоть одноглазый катарактою
страдал,
Но все ж дорогу он немного
различал.
Мне эту притчу рассказал
Товарищ по работе.
Я что-то где-то переврал,
Но смысл вы поймете:
“Три разных путника пришли
К источнику воды.
Из разных мест к нему вели
Их пыльные следы.
Один без меры воду пил
Огромными глотками,
Подняв со дна песок и ил
Жадными руками.
Налив худые бурдюки,
Водою запасаясь,
Бесцельно ищет родники,
Всю жизнь по ним слоняясь.
Мечтает он такой найти,
Чтоб навсегда напиться.
Не помышляя о Пути,
Не думая трудиться.
Другой, попробовав воды,
Плюет, начав сердиться.
Кричит: “Ах, мать твою туды!
Опять не та водица!”
Его запас давно протух
В мехах полуистлевших,
И ищет он знакомый дух,
В мозгу его засевший,
Во встречных лужах, родниках,
В озерах, реках и морях.
И веру тащит сквозь года:
Всех лучше – тухлая вода!
А третий путник, не спеша
Воды отведав новой,
Оценит, хочет ли душа
Той влаги родниковой.
И ощущая сил прилив,
Не жадно и не много
Попьет, и бурдюки налив,
Отправится в дорогу.
Он щедро поит на пути
Всех жаждущих водою,
И хорошо ему идти
Той сказочной страною,
Где нет воды, чтоб он не мог
Глотка ее испить,
Где может тот, один глоток
Чему-то научить.”
Я размышлял почти пол дня –
– А нет ли среди них меня?
И, наконец, узнал себя:
Ведь каждый путник – это я!
О, Искандер бен Валентин!
Спасибо за подсказку!
Но я в той сказке не один,
Ты тоже в этой сказке.
Ты тоже пил из родников,
Из рек, из затхлых прудов.
Пил жадно, пил не торопясь,
Пил, отравиться не боясь,
И даже из болота
Выцеживал чего-то.
Мы все стремимся отыскать
Источник, чтобы не страдать
Пусть даже хоть однажды
От ненасытной жажды.
И есть момент, когда найдем
Мы наконец-то водоем
В котором, как считаем,
Мы Истину черпаем.
Мы долго у него сидим,
Мы на другие не глядим,
И жаждем, будучи в пути,
Его подобие найти.
Когда ж мы вдруг коснемся дна,
С глаз упадает пелена.
И понимаем мы тогда,
Что тухлою была вода.
Мы, не загнувшись от нее,
Тогда поймем – нам можно все!
И с той поры любой исток
Свой дарит вкус нам и урок.
И мы тогда не торопясь,
Чтоб не поднять песок и грязь,
По вкусу вод распознаем
За водоемом водоем.
В себя вбирая только суть,
Мы наконец находим Путь.
И, приближаясь день за днем,
К истоку Истины идем.
Ручей бежал через песок.
Он между пальмами родился,
Он к морю синему стремился.
Песок был жарок и жесток.
По каплям воду отнимал.
Не в силах справиться с пустыней,
Вдали не видя глади синей,
Ручей под солнцем иссякал.
Лишь ветер ночью освежал
Его измученные воды.
Бродяга – странник, сын свободы,
Он зной пустыни остужал.
К нему ручей воззвал с мольбой:
“О, помоги мне, ветер вольный,
Дай мне увидеть моря волны,
Раздвинь пески передо мной!”
И странник говорил в ответ:
“Мне чудо это не по силам,
Но унести тебя, мой милый,
Могу, но в этом есть секрет.
Ты мне отдайся весь, до дна.
И по частям неощутимым
Тебя снесу я к волнам синим.
Решай, возможность лишь одна.”
“Но личность пропадет моя!
Ведь я ручьем быть перестану!
Тогда и к морю-океану
Приду уже совсем не я!”
“Твой лик бессилен и убог!
Что ценного в твоей личине?
Она – беды твоей причина,
Вас вместе с ней пожрет песок!”
Ручей! За личность не цепляйся,
Расстаться с нею постарайся.
Уже хлебнул ты с нею горя,
С ней не дойти тебе до моря!
Я шёл по лесу, песню напевая,
В спокойно-светлом состоянье
духа...
Уж подступала осень золотая,
Пока же было и тепло и сухо.
Не слепит солнце. Облачным
покровом
Голубизна небес была закрыта.
Но не был лес угрюмым и суровым,
Хоть и звенел от крыльев
паразитов.
Вдруг слышу: “Эй! Ты весел отчего-то?
И собираешь эту дрянь грибную?
Я ел грибы. От них понос и рвота,
И брать их в рот с тех пор я не
рискую!”
“Пойдём со мной, - бедняге говорю
я, -
Я научу тебя грибы готовить,
Ты будешь есть их, жизнью не
рискуя,
И перестанешь на грибы
злословить.
Я научу, какие кушать можно,
Какие - нет, и как их отличают.
Науку эту выучить не сложно!”
“Красиво врёшь! - мне встречный
отвечает -
Я здесь блужу уже какие сутки...
Дорог полно, но нужной не найду я,
А лес вокруг таинственный и
жуткий.
Куда идти мне, в сторону какую?”
“А где твой дом?” - “Откуда знать
мне это?!
Пришёл я с юга, но ведь солнца
нету!”
“Твой дом вон там. Успей к исходу
лета.”
“Как ты узнал? Скажи мне по
секрету!”
“С той стороны, взгляни, - длиннее
ветки,
И на стволах лишайник там пожиже.
Там юг.” - “Ну, дядя, выдумщик ты
редкий!
А что же сам я этого не вижу?”
“А ты смотри без паники, спокойно,
И ты увидишь то, о чём сказал я.”
“Спокойным стать? Ну нет, с меня
довольно!
Ты сам слепец, обманщик и каналья!
Кругом зверьё, они едят друг
друга!
Я видел сам! Едва не сдох с испуга...”
“Но что тебе? Ведь здесь ты всех
умнее.
Ты - человек, и значит, ты сильнее!
Ты не смотри на когти и на зубы.
Ведь это просто признак силы
грубой!”
“Теперь противоречишь сам себе
ты,
Уже забыл, какие дал советы!?
Сказал ты давеча, чтоб я смотрел
спокойно.
Теперь же - “не смотри”! Ну ты
прикольный!
И сам себе не сможешь ты помочь!”
И я пошёл своей дорогой прочь...
В одной стране, без края, без
начала
Огромной высоты стена стояла.
Что за стеной той, жители не знали,
При ней рождались, жили, умирали...
Но иногда какой-то сумасброд
Вверх по стене предпринимал
поход.
Порою проходило много дней,
Пока смельчак, рискуя, лез по ней.
Одни срывались, насмерть
разбиваясь
Иль навсегда калекой оставаясь,
Но были те, что чудом уцелели
И добирались до заветной цели.
Поднявшись в рост, глядел
смельчак туда,
И прыгал вниз, исчезнув навсегда.
Но видел люд, что снизу собирался,
Как он вверху блаженно улыбался.
Однажды кто-то (уточнять не будем)
Сказал, что влезет, но вернётся к
людям.
Он обвязался длинною верёвкой
И вверх полез с завидною
сноровкой.
Вот он залез, взглянул и
улыбнулся,
Перед прыжком туда
чуть-чуть пригнулся...
Ему не дали совершить измену,
И он упал в огромный ворох сена.
- Ну, расскажи нам, что с той
стороны, -
Его спросили жители страны.
Но их вопрос остался не отвечен -
Герой лишился напрочь дара речи.
Он что-то знаками народу объяснял,
Но всяк по-своему те знаки
понимал.
И всяк твердил, свой сочинив
рассказ,
Что так учил “Великий Стенолаз”!
Однажды Будду некто вопросил:
“Коль я в молитвах не жалею сил,
О Боге мыслю каждое мгновенье,
Как скоро я добьюсь освобожденья?”
И Гаутама обронил в ответ:
“Ты зря теряешь время. Бога нет!”
Другой же человек сказал: “О,
Будда!
Я в жизни никогда не видел чуда.
Мой ум всему находит объясненье
Без сверхъестественного Бога
привлеченья.”
“Твой ум не знает, - Будда отвечал,
-
Что Бог как раз его тебе и дал.”
А Бхикшу, Будды верный ученик,
Поразмышляв, воскликнул: “Я
постиг!
Ты дал, про Бога разное ответив,
То, что недоставало людям этим!”
Средь гор в лесах жил в хижине
своей
Один мудрец. Он знал язык зверей.
Раз, зимним утром выйдя за
дровами,
Нашел он обезьяну за дверями.
“Тебе чего?” - спросил он
обезьяну
Та отвечает: “Я мешать не стану.
Позволь мне, человек, пожить с
тобой,
Чтоб научиться мудрости людской.
Я за тобою долго наблюдаю,
Но жизнь твою почти не понимаю.”
“Что ж, поживи!” - мудрец ей
отвечал.
“Но я прошу, чтоб ты мне объяснял
Когда мне что-то непонятно будет.”
“Конечно же! С меня ведь не
убудет!”
Взял человек охапку дров, снежок
стряхнул,
У очага сложил и на руки подул.
“Зачем ты дуешь на руки? Ответь!”
“Замерзли руки, дую, чтоб согреть.”
Вот, на огне забулькал кипяток,
Заварен травкой ароматною чаёк.
На чай в пиале человек подул,
Вприкуску с диким мёдом
отхлебнул.
И вновь пред обезьяною задача:
“Зачем ты дул на чай? Ведь он
горячий!”
“Затем, чтобы немного остудить.”
А обезьяна в крик: “Не может быть!
Ты сам не понимаешь, что творишь, -
То греешь дуновеньем, то студишь!
Тебя я дважды об одном спросила
И разные ответы получила.
Людская мудрость, видно, просто
ложь,
И ты меня на ней не проведёшь!
Я не поверю твоему обману.
Ты из меня не делай обезьяну!”
Соблюдши форму, не забудь про
суть!
Таков, и лишь таков ученья путь.
..........................................................
Какой-то дервиш не большой руки
Гулял под лунным светом у реки.
Ночного ветра ласковый порыв
С реки донёс дервишеский призыв.
Подумал дервиш - что за чепуха?
Поёт он вместо “йа ха” “а йа ха”!
И мой первейший долг, хотя и ночь,
Незримому товарищу помочь.
Хоть нерадив он - выучить не смог
Священной формулы. В ней важен
каждый слог.
У перевозчика взяв лодку на часок,
Наш доброхот приплыл на островок.
Там средь кустов у хижины сидел
Тот самый дервиш, что с ошибкой
пел.
Тут объяснил товарищу добряк,
Что нужно петь не эдак, а вот так.
И благодарность приняв от
собрата,
Сел дервиш в лодку и поплыл
обратно.
Он грёб во тьме быв рад весьма
тому,
Что так помог собрату своему.
Ведь если верно зикр произносить,
То сможешь даже по воде ходить.
Но вновь услышав пение с ошибкой,
“Нет, он неисправим!” - сказал с
улыбкой.
На островке затихли звуки пенья,
И дервиш наш, увидев в изумленье,
Что кто-то по воде бежит к нему,
Забыл грести и вперился во тьму.
Да кто же это?
Дервиш нерадивый!
Он подбежал, принявши вид учтивый,
И просит: “Извини, я бестолковый...
Не мог бы ты всё повторить мне
снова?”
Харис прожил в песках всю жизнь с
женою,
Привыкши и к безводности и к зною,
Кочуя по пустыне всей семьёю,
И находя оазисы с водою.
Сушёный финик - основное блюдо,
Кустарник жесткий - пища для
верблюда...
Горька вода в песках и солона,
Но и она кончается до дна.
И снова в путь, в бескрайние пески,
Ведь бедуины на подъём легки.
Заехав как-то в место отдалённое,
Харис увидел марево зеленое.
Мираж? Обман пустыни? Но - о, чудо!
К нему рысцой направились
верблюды.
Оазис был красив, как райский сад
-
На пышных пальмах финики висят,
Кусты, касались голубой воды,
На них алели сочные плоды,
Травы такой не встретишь никогда...
Но главное, - какая там вода!
- Нектар цветка пристыжен ею
будет! -
Сказал Харис, - Аллах меня осудит,
Коль эту воду - райскую слезу
В Багдад я в дар Халифу не свезу!
Взяв бурдюки с водой, еды немного,
Он, помолясь, отправился в дорогу.
Был труден путь. Пустыня - сущий
ад,
Но вот уж он - отрада глаз - Багдад.
Как подобает срочному гонцу,
Харис тотчас поехал ко дворцу.
Страж доложил Гаруну аль-Рашиду:
- К Вам прибыл гость, довольно
странный с виду.
И вот, Харис (бурдюк с водой при
нём)
Заходит в зал к Халифу на приём.
- О, мудрый повелитель
правоверных!
Я с юных лет в трудах неимоверных
Привык в пустыне Аравийской жить.
Хоть редко удаётся вволю пить,
Я знаю все источники в пустыне.
Но я такой воды не знал доныне,
Какую я недавно отыскал.
Никто из нас такой и не пивал!
Ты воду райскую сумеешь оценить!
Прими мой дар. Изволь, Халиф,
испить!
“Водою райской” налита пиала,
Халиф отпил. Вода гортань
продрала.
Всё понял сразу мудрый аль-Рашид.
И, помолчав, Харису говорит:
- Иди, мой друг, с дороги отдохни.
И пусть Аллах твои продолжит дни.
Твоя вода прекрасна, нет сомненья!
Тебе передадут моё решенье.
Когда Хариса стражник проводил,
Начальник стражи тут же вызван
был.
Халиф сказал:
“То, что для нас - пустяк,
То для него - буквально, всё. Итак,
Ты бедуина под покровом ночи
За город проводи. И важно очень,
Чтоб волн прозрачных Тигра он не
зрил,
И, не дай Бог, воды его не пил.
Когда достигнешь мест его родных,
То тысячу дукатов золотых
Ему вручи в подарок от меня.
При этом скажешь: с этого, мол, дня
По моему указу он назначен
Хранителем источника, и значит,
Обязан в чистоте его держать,
Водою райской жаждущих снабжать.
И должность вместе с титулом
негромким
Он сможет передать своим
потомкам”.
Они вошли и замерли.
Закрылась с лязгом дверь.
Товарищи по камере
На год они теперь.
Взглянули на окно вдвоём,
В груди сдержавши стон.
Один из них увидел в нём
Вечерний небосклон,
В нём облако кудрявое
И звёзды в вышине.
Другой увидел ржавую
Решётку на окне...
Некий путник однажды в ущелье
свалился,
Но за веточку дикой лозы
ухватился.
Он над бездной висел и, не видя
спасенья,
От отчаянья к Богу возвысил
моленье.
О, Всевышний! Я грешен, не верил в
Тебя я,
Но, с надеждой на помощь Твою
уповая,
Обещаю, что если спасёшь Ты меня,
Я не только уверую с этого дня,
Мои сердце и ум будут в воле Твоей,
Я пророком Твоим стану среди
людей.
Вдруг, с небес отвечают ему: «Так
и быть!
Попытаюсь тебе, человек пособить.
Коли правду сказал ты, тебя я
спасу.
Если веришь в меня, отпусти-ка
лозу!»
Когда голос небесный в ущелье
затих,
Закричал человек: «Я, пока что, не
псих!!!»
Однажды раз венецианский адмирал
С инспекцией галеры проверял.
Тогда преступников ссылали на
галеры,
Тех, кто едва не дотянул до «высшей
меры».
Шёл адмирал среди прикованных
гребцов,
Опрашивая этих молодцов.
За что кто сослан, какова его вина?
В ответ звучала песенка одна:
Кто - по ошибке, кто по вражьему
навету,
Кого жена - мерзавка хочет сжить
со свету.
И лишь один сказал: «Вина моя
страшна...
Я наказанья чашу должен пить до
дна.
Не кара мне галеры, - поощренье!
Вот сколь моё ужасно
преступленье».
- Эй, кузнеца сюда! - воскликнул
адмирал, -
Таких злодеев, истин Бог, я не
видал!
Чтоб он не портил сих
достойнейших мужей,
Немедля расковать и гнать взашей!
О некоем Али-муршиде слава
По городам и весям разошлась.
И мудрости взыскующих орава
У дома его как-то собралась.
Их в дом впустили. В доме шик,
богатство,
Ковры, фарфор, хрустальные огни...
- Мудрец живёт здесь!? Нас надули,
братцы!
И поспешили к выходу они.
Порасспросив у местного народу,
(Мол нет ли здесь другого мудреца?),
Узнали адрес и толпою - ходу,
Подальше от муршидова дворца.
Пришли. И видят бедную лачугу,
Хозяина поношенный халат.
И, радостно взглянувши друг на
друга,
Хозяину с поклоном говорят:
«Что Вы великий суфий, видно
сразу.
Бедны Вы, значит, с мудростью в
ладах.
А от Али мы, словно от проказы,
Сбежали. Покарай его Аллах!
Мудрец никак не может быть
богатым.
Обманщик он, и ловит простаков!»
Смахнув слезинку рукавом халата,
Сказал бедняк: «Да будет он
здоров!
Он мой учитель, основатель
братства.
Невеждам не дано его судить!
Постиг он нечувствительность к
богатству,
Я ж только бедность научился
выносить.
Достигший высшей мудрости умеет
Её с любым богатством сохранить.
А кто, как я, от денег вмиг глупеет,
Тому полезно в бедности пожить!»
Пришедший к суфию невежда и
гордец,
Ему сказал: «Послушай-ка, мудрец,
Давай-ка мы поговорим о Боге.
И есть ли, Бог, мы выясним в итоге!»
Мудрец был прост и откровенен с
ним:
«Давай-ка мы о Боге
помолчим.
Ведь если ты о Боге выскажешь
сужденье,
То это будет Богу - оскорбленье.
Что до меня, мне слишком много
чести
О Боге возвещать благие вести!»
Пришли две женщины на соломонов
суд,
Взыскуют правды и поклоны бьют.
Одна кричит, что та у ней стащила
Два дня назад рождённого ребёнка,
Своим дитём умершим подменила,
Запеленав украденной пелёнкой.
А та кричит: «Нет, это всё не так!
Живой ребёнок мой - Господь
свидетель.
Никто не подтвердит подмены факт,
-
Новорождённые всегда похожи дети».
И Соломон сказал: «Несите меч.
Чтоб раз и навсегда их спор
пресечь,
Я разрублю ребёнка пополам
И спорщицам по полребёнка дам!»
Вторая молвила: «Ну что ж, пускай
разрубит.
Не будет мой, но и её не будет!»
А первая: «Нет, нет! Рубить не смей!
Пускай ребёнок остаётся с ней!»
А Соломон дитя рубить не
собирался,
Зато мгновенно в деле разобрался.
